Одной из негативных, но основополагающих черт современной российской науки являются разные формы жульничества — обход формальных процедур и институтов. Институциональная теория описывает такие феномены, как господство неформальных институтов над формальными. Подобное становится возможным, когда трансакционные издержки — усилия и ресурсы, затрачиваемые на коммуникацию, — ниже в сером правовом сегменте, чем в белом. Неформальные практики и институты носят неслучайный характер: зачастую они формируют устойчивую систему, практически не отличающуюся в своей предсказуемости от публичных институтов. Об этом с социологом, председателем Совета по этике научных публикаций Ассоциации научных редакторов и издателей Анной Кулешовой побеседовал философ, руководитель отдела культурно-просветительских проектов и программ ЦУНб им Н. А. Некрасова Александр Вилейкис.

В академической среде существует два основных направления для жульничества: поддельные диссертации и статьи в мусорных журналах с недобросовестными заимствованиями, мусорные статьи (в них нет недобросовестных заимствований, но нет и приращения научного знания, они пишутся ради отчетностей и создают колоссальный информационный шум) и журналы-хищники (публикующие всё подряд под видом научных статей).

Причина первого кроется в необходимости диплома для достижения карьерных успехов. Начиная с бакалаврских ВКР и магистерских дипломов, предложениями о подделке которых пестрят разнообразные сайты, и заканчивая диссертациями с высокой степенью некорректных заимствований и плагиата либо написанными на заказ. По оценке самих скриптеров, в России не менее 20 тыс. человек заняты в этом бизнесе.

Если первые ступени высшего образования носят настолько массовый характер, что за подлинностью и качеством студенческих дипломов едва ли кто-то следит за стенами университета, кроме того, изрядное количество профессорско-преподавательского состава не в состоянии оценить качество студенческих работ, поскольку сами недобросовестными путями пришли к получению своих должностей (более 10 тыс. ученых в России, по данным Диссернета, имеют нарушения академической честности), то рынок диссертаций намного уже, но обладает при этом большей значимостью. С советских времен сложилась традиция, что для занятия руководящего поста необходимо звание кандидата наук.

Поскольку большинство людей, строящих карьеру, не заинтересованы в исследовательской работе, то защита диссертации становится неприятной формальностью, которую стоит обойти наиболее простым способом: плагиатом или работой, написанной на заказ.

Применение первой стратегии делает данный вид жульничества заметным: достаточно использовать разные программы, нацеленные на поиск плагиата, и становится видна степень подлинности текста. Когда речь идет о более изощренных методах жульничества (например, заказ текста диссертации у специалиста, готового провести самостоятельное исследование, а не просто скомпилировать несколько готовых текстов), работа стоит намного дороже, а вероятность убедительно доказать подделку, кажется, стремится к нулю, если бы не ряд инструментов, которыми пользуются Совет по этике научных публикаций, Комиссия РАН по противодействию фальсификации научных исследований и Диссернет. Большинство предпочитает не использовать изощренные средства и обращается к дешевым и простым методам, поэтому цифровые технологии по поиску плагиата справляются с выявлением жульничества.

Вторая форма жульничества — публикации в мусорных журналах. Существует обширная база изданий, которые входят на небольшой период (обычно год или два) в базы цитирования Scopus и Web of Science и за плату (в среднем от 200 до 1000 долларов за статью) готовы опубликовать материал любого качества. Данные издания существуют, поскольку количества информации в базах цитирования необъятно, а процедуры отслеживания качества изданий несовершенны. Хороший журнал может стать хищником, факт мусорности непременно станет известным, его исключат из базы цитирования, но за период нахождения в ней недобросовестные авторы успеют отчитаться публикациями и получить гранты.

Большинство жульнических публикаций существуют из-за необходимости отчитываться публикациями за исследовательские гранты, выполнение проектов федерального финансирования науки и университетских KPI. Практически каждый из этих показателей измеряется численно, поэтому публикации в мусорных журналах являются эффективным средством для отдельных сотрудников и институций в решении проблемы повышения показателей.

Существует несколько организаций, которые стремятся сократить разные формы жульничества в российской академической среде. Среди них Совет по этике научных публикаций, Диссернет, Комиссия РАН по противодействию фальсификации научных исследований. Мы поговорили с Анной Кулешовой, председателем Совета по этике научных публикаций Ассоциации научных редакторов и издателей, членом комиссии РАН по противодействию фальсификации исследований, о работе подобных инициатив.

Что такое академическое жульничество?

— Что вы в целом считаете нарушением публикационной этики или, говоря шире, жульничеством в академической среде?

— Всё просто: любое введение в заблуждение читателя, грантодателя, работодателя является нарушением научной этики. Например, читатель может быть введен в заблуждение относительно авторства текста в случае плагиата или скриптуры; экспертности (если диссертация украдена, значит, у человека нет оснований называться кандидатом или доктором наук); данных (фабрикации, подделки испытаний, незаявленный конфликт интересов). Ключевой момент заключается в следующем — об исследованиях мы узнаем через научные статьи, с опорой на данные, опубликованные в них, принимаются решения (например, о том, что лекарство эффективно и заслуживает того, чтобы быть включенным в официальные медицинские протоколы).

В качестве базового принципа я бы предложила следующее: каждый человек должен иметь возможность положиться на исследования, выполненные российскими учеными; каждый человек — в любой стране мира — должен иметь возможность доверять каждому российскому ученому.

Нарушения редко случаются сами по себе, они «зачем-то» нужны. Политикам формально степени не нужны, но их наличие обусловлено модой, представлениями о престиже. В ряде профессий проще получить руководящие посты при наличии ученой степени, некоторые должности и вовсе недостижимы без них, например если речь идет об университетских ректорах.

Подложные ученые степени и публикации — элемент коррупции. Строго говоря, если человек вместо диссертации положил пустые листы бумаги (или списанный текст), а ему за это дали ученую степень, а затем и должность ректора / заведующего отделением, — это служебный подлог. Статья 292 УК РФ.

Если человек украл статью, выдал ее за свою и получил деньги от государства по гранту или в качестве надбавки за публикации, — это мошенничество. Статья 159 УК РФ.

Если ректор поощряет публикации сотрудников в изданиях-хищниках, чтобы отчитываться ими перед министерством и получать финансирование от государства, — это снова мошенничество. Статья 159 УК РФ, часть 3. При этом роли у ректора и исследователей могут быть разными. Точное юридическое определение могут дать юристы. Однако с точки зрения common sense, если предположить, что ректор не в курсе происходящего и его вводят в заблуждение, это мошенничество со стороны исследователей и максимум халатность со стороны ректора. Если же ректор поощряет, а то и вынуждает исследователей идти на подобные шаги, то это «совершенное группой лиц по предварительному сговору» и ректор уже играет роль организатора.

Если университет закупает авторство (сотрудники университета статьи сами не пишут, их фамилии приписываются к чужим текстам) на деньги государства, это нецелевой расход бюджетных средств. Статья 285.1 УК РФ.

Подобные делопроизводства крайне редки в современной России.

Чаще можно наблюдать практику, которую Андрей Ростовцев удачно назвал «отрицательным отбором»: персоны с доказанными нарушениями получают повышения и награды, переходят из университетов на более высокие должности.

Еще один показательный момент — даже если по суду доказывается факт плагиата, например в монографии, то книги с недобросовестными заимствованиями будут отозваны из библиотек, но нерадивый сотрудник останется на своей должности и продолжит учить студентов.

Обратите внимание на важный момент: когда появляется много недобросовестных экспертов, перестают работать механизмы саморегуляции. Это происходит по простой причине — большинством становятся недобросовестные участники, и они обретают власть исключения полноценных экспертов из процедуры принятия решений. Последствия этого катастрофические: так раковая опухоль убивает здоровый организм. И тогда возникает риск, что любые решения, которые опираются на сообщества таких «экспертов», будут лишь способствовать дальнейшему вытеснению полноценных специалистов. Это особенно остро видно, когда такие псевдоэксперты попадают в грантовые комиссии. Как в них отбираются специалисты? Как правило, решения принимаются с опорой на формальные показатели — наличие ученой степени, публикаций по теме. Содержательная и репутационная оценки реже имеют место. Это означает, что фактически кто угодно может получить власть принятия решений и распределения материальных ресурсов, ведь симулировать формальные показатели более-менее просто.

— Насколько современный механизм работы грантовых комиссий эффективен в целом? Когда в современной ситуации видно, что одна РАН получает заявок примерно столько же, сколько все университеты вместе взятые, а естественные науки в последних конкурсах РНФ получали примерно в 8–10 раз больше одобренных заявок, чем социогуманитарные.

— Ключевая проблема — в России нет институтов и организаций, страдающих от нарушений научной этики.

Университетам важна отчетность. Правдолюбивым преподавателям, пытающимся бороться за право работать полноценно и качественно, указывают на их место, принуждая к тем или иным нарушениям. Разговор короткий — не будет статей, не будет финансирования университета. Популярная формулировка: окурки пойдете собирать, если голос еще подавать будете. Отечественные ректоры с профессорами общаются в таких выражениях.

Грантодатели делят не свои деньги, государственные, им тоже, в сущности, плевать на этику, лишь бы у своих людей сходились номинальные цифры.

Наукометрическим базам этика безынтересна. Это бизнес. Какие-то моменты исправляют, но они точно не страдают и не переживают из-за изданий-хищников, попавших к ним. В конце концов, на коротких дистанциях это неплохой заработок.

Надо понимать, что международные наукометрические базы не подчиняются министерству, но при этом обе стороны удивительным образом солидарны в некоторой толерантности к изданиям-хищникам. На первый взгляд это кажется удивительным, однако, если предположить, что заявляемые стремления не обязательно совпадают с реальными, — всё становится на свои места. К сожалению, общемировой тренд по формализации и переводу в числовые показатели всего, до чего могут дотянуться менеджеры, не в последнюю очередь обусловлен недостатком компетенций этих самых менеджеров и их неспособностью оценивать работу ученых с содержательной точки зрения. И наукометрия стала спасательным кругом, позволяющим им выполнять свою «работу», не беря на себя никакой ответственности и не утруждая себя погружением в порученную им сферу. А издания-хищники как раз способствуют «взлету» показателей, которые формально определяют результаты деятельности не только университетов, но и самого министерства. Так зачем вести реальную борьбу с теми, кто помогает?

Ученые держатся за места, надеясь не вылететь с работы. Какая может быть этика у пролетариев умственного труда и незащищенных групп населения?

Издатели думают о развитии и связях, дружбе с нужными людьми. С этикой здесь как с пчелами, которые против меда. Есть редкие редакторы, принципиально делающие свой журнал качественным; но их единицы. И насколько принципов и моральной стойкости хватит в условиях давления и обстоятельств, сказать трудно. Еще труднее предсказать, как долго они останутся на своих позициях и не будут заменены сговорчивыми и эффективными.

Понятно, что всё это произошло не на ровном месте, часть проблем тянется с советского периода. Но есть относительно недавние решения, имевшие серьезные последствия. Следите за руками. Несколько лет назад возникла идея продемонстрировать миру, что в России есть наука. Появились «майские указы» президента, с них началась публикационная гонка: наша страна должна была быть представлена научными статьями во всех доступных журналах, в международных базах научной информации. Случился первый уровень симуляции, так как в них не была поставлена задача должным образом поднять науку, ставка была сделана на количественные показатели. Указы оказались превращены в симуляцию, на местах их трактовали так — задача сделать вид, что у нас есть наука, продемонстрировав большой объем научных статей. Ученые, простые сотрудники университетов, начали симулировать публикационную активность. Массово стали появляться статьи в журналах-хищниках, собственные, отечественного производства, журналы-хищники, мусорные статьи.

Грантовые комиссии, повторюсь, тратят не свои деньги, а государственные, что позволяет не заботиться об эффективности. Например, принимая отчеты по публикациям, грантодатели не проверяют их на плагиат, полагая, что это сделают журналы, но у журналов в большинстве случаев нет ни денег, ни ресурсов. Могут ли эксперты грантовых комиссий отличить приличный журнал от непристойного? К сожалению, далеко не всегда. Попадают ли в грантовые комиссии недобросовестные эксперты? Увы, да.

— Можете рассказать, почему, по-вашему, вообще возникает мотивация к использованию нечестных методов в науке?

— Нередко мы имеем дело с провокацией на преступления. Большинство преподавателей университетов не стали бы воровать тексты или вписывать свое авторство в работы студентов и аспирантов, если бы система не требовала от них публикаций, которые они написать не в состоянии.

Думаю, если мы не пересмотрим основания работы, в скором времени нас постигнет сценарий Болгарии. Чтобы получить финансирование, университетам там необходимо иметь определенное количество профессоров и аспирантов, так как их неоткуда взять, они весь административный корпус, включая охрану и уборщиц, зачисляют в аспирантуру и обеспечивают им фейковые ученые степени.

Многие университеты не закупали бы статьи в изданиях-хищниках, если бы ими не надо было отчитываться перед министерством. Если произошло вырождение и мы наблюдаем интеллектуальную пустыню вместо вуза, откуда там могут появиться полноценные научные исследования и тексты? Как можно с них требовать увеличения публикационных показателей? Что они могут увеличить? Хорошие научные тексты появляются не после дождя и не потому, что их приказали написать. Более того, имеет место и консервация неуспеха — если тот или иной журнал не попал в «белые» списки, в нем нельзя публиковаться сильным авторам, как он может стать лучше? Сильный журнал — это сильные авторы. Круг замкнулся.

Опять же, чтобы защитить текст от фабрикаций и фальсификаций, важно, чтобы редакторы журналов работали с материалами по международным стандартам, а не пытались «угодить уважаемым людям», игнорируя процедуру рецензирования, не имея должных навыков. О том, насколько печально обстоят дела в редакциях, мы узнали в ходе слушаний в Комиссии РАН по противодействию фальсификации научных исследований. По их итогам могу сказать, что очень высока вероятность, что к текстам относились бы иначе, если бы редакторская работа считалась чем-то полноценным, а не дополнительной нагрузкой к вузовским обязанностям, если бы от них не только требовали, но и просвещали хоть иногда. Если бы были нормальные зарплаты, чтобы на должность научного редактора приходили молодые специалисты. А пока мы из раза в раз получаем обращения в Совет по этике научных публикаций, из которых следует, например, что научная редактура в журналах понимается как проверка системой «Антиплагиат». Более того, в журналах сидят такие «эксперты», которые не в состоянии этой системой адекватно пользоваться, поэтому они заставляют переписывать своими словами тексты законов и т. п., лишь бы получить высокий процент оригинальности любой ценой.

— Изменяются ли способы жульничества за последние годы? Есть ли связь между развитием обмана в академии и федеральными программами финансирования науки, например «Опорные университеты» или «5–100»?

— Сегодня мы видим журналы-клоны, раньше их почти не было, имели дело только с изданиями-хищниками, а не с теми, кто выдает себя за приличные журналы. Появился невероятный по масштабу поток мусорных публикаций — статей, не несущих приращения научного знания, создающихся для отчетностей. Появились тексты, написанные машинами (то есть в некотором смысле мы теряем «ламповое» прошлое, когда человек крал у человека, теперь машина неплохо генерирует псевдонаучную ерунду, а люди ее потом читают и цитируют).

Но самое главное — мы потеряли институт репутации. «Отрицательный отбор», о котором я говорила ранее, деморализует и студентов, и преподавателей университетов, и ученых. Ведь не на пустом месте за рубежом возникла практика отстранения от должностей чиновников и профессоров с доказанными случаями плагиата. Каково это — знать, когда тобой руководит некомпетентный человек? Каково выполнять его распоряжения, выслушивать претензии?

Чтобы лучше понимать масштаб бедствия: в России, по разным оценкам, от 20 до 40 тысяч скриптеров и несколько десятков тысяч сотрудников университетов, включая ректоров, с доказанной академической бесчестностью. Что получается?

Государство выделяет деньги на науку, которая симулируется тысячами скриптеров, чтобы люди, не способные к науке, продолжали занимать свои места и бездарно учили студентов, деморализуя их.

Федеральные программы нацелены на позитивные достижения, нельзя сказать, что они однозначно бесполезны или вредны. Вредна ситуация, в которой мы наблюдаем дефицит полноценных экспертов в сфере принятия решений. Возьмем для примера последний нашумевший кейс, о котором ранее я уже говорила. Ректор Донского государственного технического университета (того самого вуза, у которого показатель цитируемости в последнем рейтинге Times Higher Education опережает Кембридж) получил премию Минобрнауки «Ректор года — 2021». Здравый смысл подсказывает, что показатели цитируемости были накручены. По логике, за такое надо наказывать, а не поощрять. Кто вообще доплачивает за мошенничество? И это не единичный кейс, к сожалению.

— Становятся ли методы академического жульничества более сложными в последние годы?

— Становится больше мусорных статей, не несущих никакой смысловой нагрузки, они создают колоссальный информационный шум.

В ответ на противодействие жульничеству в российской академии выросло количество ученых степеней по «закрытым» специальностям, публикаций в «закрытых» журналах. То есть к ним просто нет открытого доступа, значит, нельзя проверить тексты на предмет нарушений академической честности.

Участились случаи давления на профессорско-преподавательский состав. Раньше «гострайтеры», писавшие для заведующих кафедрами, ректоров и иных сотрудников, хотя бы получали приличные условия труда, а сейчас выбор простой: не хочешь жульничать — потеряешь работу.

Экспертиза: настоящая и мнимая

— С помощью чего представители разных дисциплин могут различить жульническую и нормальную науку? Как отличается социогуманитарный сектор от естественно-научного?

— Для этого необходимо определить, чем отличается жульническая наука от нормальной? Это достаточно непросто, поскольку в рамках нормальной науки существует множество тупиковых направлений, ошибочных теорий, непроверенных гипотез. То есть научное знание не всегда должно соответствовать «истине». Более того, «верные» в определенный момент теории и гипотезы могут со временем устаревать, становиться «ошибочными», заменяться новыми. При этом мы четко понимаем, что научная статья несет приращение научного знания.

Отсюда первый важный вывод. Значит, различия между жульнической и нормальной наукой не в «истинности» утверждений или теории автора.

Ученый может ошибаться, теория может оказаться не соответствующей действительности, но его наука тем не менее нормальная, потому что наука как раз предполагает проверку теорий, неудачные эксперименты.

Второй важный момент: сама наука разделяется на несколько крупных разделов. Если упрощать, то ученые бывают: «пионерами» — выдвигают новые теории, положения, делают открытия (это в равной степени относится и к техническим, и к гуманитарным наукам); «систематизаторами» и «доработчиками» — те, кто отрабатывают детали, собирают материал, проводят категоризацию, выстраивают новые ответвления. Например, Карл Линней не совершил открытия в обычном смысле, однако проведенная им систематизация живого мира была бесценным вкладом в науку.

Наконец, «передатчиками опыта» — авторами, которые обобщают накопленные знания и передают его — «преподаватели» от науки. Это, например, популяризаторы науки высокого уровня, скажем, знаменитые Фейнмановские лекции по физике являются полноценной научной работой, крайне важной для продвижения науки.

Почему важно рассматривать эти категории? Потому что в каждой из них свои жульничества, которые немного отличаются.

С систематизаторами и преподавателями всё достаточно просто — их работы не несут «новизны», можно достаточно легко разобраться, насколько они хороши. Понятно, что систематизаторы лучше, чем шире их охват, чем более подробно они рассматривают уже существующие теории, факты, насколько им удается сохранять нейтральную, объективную позицию. Потому что их задача, даже если и выделить какую-то теорию из всех существующих, сделать это очень объективно и на базе серьезного широкого и глубокого анализа. «Преподаватели» — тут еще проще: проверка временем и только.

Что касается «пионерных» изобретений, теорий, новаторских идей — здесь в долгосрочном плане достаточно легко отличить нормальную науку от жульничества, обычно достаточно года-двух — и становится ясно, что это было: мыльный пузырь или действительно новое и ценное. Однако есть достаточно важные признаки нормы: во-первых, обычно новая теория выдвигается человеком, который глубоко знает и понимает «старые», существующие теории, хорошо в них разбирается и достаточно долго был в них погружен. Поэтому всегда желательно посмотреть, откуда появилась новая теория, чем занимался автор, насколько он профессионал уже к моменту появления исследования. Если более ранние его работы систематизировали уже имеющийся опыт, прорабатывали более глубоко какие-то направления, были вполне академичны, то велика вероятность, что действительно возникли новые идеи, которые он излагает.

Также важно посмотреть, насколько эта новая теория, работа соотносится с общей политической обстановкой. Так, если на «научном рынке» возникает бурление, связанное с получением сиюминутной выгоды, и автор, который работал по другой тематике, вдруг кидается в «хайповую» область — это вызывает подозрение. Более того, сегодня существует отработанный метод: некая группа или ученый объявляют о сенсационном открытии, получают грант, и потом всё затихает. Делается это только для получения выгоды, и это достаточно легко проследить, если задаться такой целью. По крайней мере такие моменты должны вызывать если не подозрение, то желание проверить ситуацию.

Еще один момент: почти всегда «новые» веяния назревают волной, и даже над новаторскими идеями и теориями всегда работает несколько групп ученых в разных странах и с разных углов зрения. Это легко проверить — если появляется какая-то новаторская работа, всегда важно посмотреть, разрабатывает ли кто-нибудь ту же тему? Насколько она уникальна на данной научной поляне? При этом отрицательная реакция научного сообщества ни о чем не говорит, более того, действительно новаторские вещи зачастую вызывают отторжение у общей научной массы.

Обязателен просмотр истории автора статьи, теории, идеи, если он давно занимается проблемой, его статья является «одной из» в большом количестве предыдущих работ, то почти наверняка всё в порядке.

С другой стороны, такой подход не универсален, всегда есть риск пройти мимо подлинного новатора.

Но если автор всю жизнь занимался, предположим, средневековой литературой и вдруг выдал статью по гендерной тематике? Возможно, есть повод насторожиться. Во-первых, потому что гендер можно назвать модной темой, по ней щедро дают гранты, а во-вторых, с чего вдруг такой поворот? Нужна проверка.

Что входит в стандартную проверку (которая, конечно, не дает 100% результата, но позволяет отсечь достаточно большую часть глупостей)?

Многое скажут о работе сроки от «открытия» до публикации. Порядочные ученые достаточно долго и серьезно проверяют свои результаты. Одним из ярких примеров является работа антропологов и генетиков, когда собственно открытие и последующая статья могут быть разделены более чем десятилетием. Ученые десять лет перепроверяли результаты большой командой. Но это едва ли возможно в нынешней ситуации, когда система требует выдавать статьи, пусть даже они будут бессодержательными, такой подход сегодня ставит под вопрос возможность существования полноценного научного коллектива.

Многое зависит от того, на чем построена статья или цикл статей. Если базисом является опыт, эксперимент, опрос — то в первую очередь стоит посмотреть, насколько раскрыта и понятна методика, насколько повторяемые результаты. И обязательно проанализировать — кто-нибудь уже получал похожие результаты? Исследовал эту задачу или проблему? Потому что, повторюсь, действительно «новаторские» статьи достаточно редки, а значит, над одной и той же задачей всегда трудятся разнообразные коллективы, их можно и найти, и сравнить их работы.

Еще одной хорошей проверкой на практике является список литературы и авторов. Поискать обобщающую работу по данной тематике несложно, также несложно понять, какие авторы занимаются проблемой, насколько данная статья учитывает это. Такая проверка занимает некоторое время, но дает хорошие результаты. В идеальном мире идеальных научных журналов эту задачу решают рецензенты.

Помимо всего сказанного, важной характеристикой научной статьи, книги, лекции является ряд параметров, отличающих профессиональные работы от работ случайных людей. В первую очередь это крепкая структура: рассмотрение проблемы, обзор существующих вариантов, анализ, выводы — причем выводы, базирующиеся на анализе, а не на фантазиях автора или сторонних соображениях, оценочных суждениях.

Затем — логика рассуждения: автор должен руководствоваться формальной логикой, и для проверки нужно самому неплохо ее знать. Это очень важный момент.

И последнее (по месту, но не по важности). Настоящие работы выходят не часто. «Пионерные» работы выходят еще реже. Если автор выдает по десять работ в месяц, стоит задуматься, кто перед вами.

Но всё это не так важно — важен здравый смысл и погружение в тему. Если вы не разбираетесь в чем-то и хотите отличить правду от жульничества — займитесь темой серьезно. Через пару лет вы будете легко отличать хорошие работы. Но что делать грантодателям в ситуации дефицита экспертов и слома репутационных механизмов? Полагаться на формальные признаки? Пытаться сформулировать показатели, которые легко посчитать, даже не будучи специалистом? На данный момент выбран именно этот путь, вот только количественные показатели очень просто симулировать. И чем беспринципнее и наглее человек/институт, тем проще ему это сделать. Но главная идея ведь в том, чтобы имитировать справедливость через контроль, при этом не требуя от контролеров быть грамотными. Система обеспечивает и защищает интересы контролеров, а не ученых. И это неизбежно будет иметь негативные последствия.

Сегодня некоторые коллеги стали предлагать выдавать гранты случайным образом. Как показывает практика, случайное может оказаться более этичным, чем содержание штата контролеров.

— Что происходит после доказательства жульничества публикации?

— Совет по этике научных публикаций, Диссернет, Комиссия РАН по противодействию фальсификации научных исследований ищут ошибки не ради ошибок. Это способ помочь системе выявить уязвимые и больные места. И многое упирается в то, как система реагирует. Если она не отвергает подобные вещи, если она по той или иной причине толерантна к разного рода нарушениям, боюсь, она обречена.

Сейчас мы видим тренд на политизацию этики научных публикаций. Ретракция статей с фабрикацией данных, защита интересов авторов, журналов — буквально всё оказалось политизировано. Часто слышны подобные комментарии: вы отзываете мою статью, потому что я депутат; вы разоблачили плагиат в диссертации за то, что я замминистра; вы ненавидите полицию, поэтому стали проверять меня на нарушения академической честности; вы хотите расшатать конституционный строй, вот и выявляете плагиат в работах политиков.

Как можно переломить эту ситуацию?

Можно, например, объявить амнистию. Пусть все плагиаторы сохранят свои должности, но откажутся от ученых степеней, тогда работа, нацеленная на улучшение ситуации в сфере научной этики, будет всего лишь работой, нацеленной на улучшение ситуации в сфере научной этики.

И этим сможет заниматься каждый порядочный и умный человек. Бесстрашие и отвага больше требоваться не будут.

Институциональные условия жульничества в науке

— Возможно ли решить проблему нечестной науки на институциональном уровне, а не только борясь со следствиями? Какие меры стоит принять на глобальном уровне для противодействия жульничеству в академии? В российском, в международном контексте?

— Автор книги «Коррупция и государство» Сьюзан Роуз-Аккерман обратила внимание на важный момент — «коррупция может выступать в качестве противовеса излишней бюрократизации, позволяющего ускорить процессы принятия управленческих решений и способствующего более эффективному хозяйствованию». Это ведь и о причинах в том числе многих нарушений этики научных публикаций. Люди, поставленные в условия, когда почти невозможно пробить специально создаваемые бюрократией препоны, «срезают углы». Почему это важно? Потому что создаются условия, в которых коррупция / нарушения публикационной этики играют как бы положительную роль.

Что мы видим в странах с низким уровнем коррупции и низким уровнем нарушений в области академической честности? Там есть нацеленность на повышение экономического благосостояния, достижение социального равенства, борьбу с бедностью и восприятие честности как нормы поведения.

То есть ответ достаточно простой: нужна политическая воля. Пока «наверху» нормализуют и поддерживают разного рода нарушения академической честности, изменить ситуацию сложно. Но это не означает, что надо опускать руки и ничего не делать в ожидании лучших времен.

— Как избежать обратной ситуации, когда организация по борьбе с нечестной наукой сама становится последней инстанцией, отличающей хорошее от плохого?

— Это отдельная тема — и она требует отдельного разговора. Обратите внимание, как организован Совет по этике научных публикаций: в нем собраны представители Диссернета, «Антиплагиата», Elsevier, РИНЦ и др. С одной стороны, это конкурирующие структуры, во всяком случае они внимательно относятся к ошибкам друг друга, а с другой — они в состоянии влиять на ситуацию (например, РИНЦ вносит информацию об отозванных статьях в профили авторов, так что грантодатели и работодатели могут узнать не только тот факт, что человек написал 50 статей, но и тот, что 10 из них украл, а 17 продублировал), при этом Совет не потребляет ресурсную базу, не зависит от внешнего финансирования, и это делает почти невозможным давление на него.